Écrit en mémoire de Poutchkine, tué en duel, ce poème de rage et de passion valut à Lermontov son auteur, le plus grand poète romantique russe, ( 1814-1841) son exil dans le Caucase

Le poète est mort, de l’honneur esclave ;

Diffamé par l’opinion, il emporte

Au coeur ce plomb… et sa soif de revanche

Ayant incliné son front orgueilleux.

Oui, l’âme du poète a succombé

À l’infamie de mesquines offenses ;

Il s’était dressé contre l’opinion,

Tout seul, comme toujours… il fut vaincu,

Vaincu !… À quoi bon dès lors les sanglots,

L’inutile choeur des éloges vides,

Les balbutiements qui réhabilitent ?

Du sort la sentence a trouvé son heure !

Ne fûtes-vous pas toujours les premiers

À bafouer ses dons hardis et libres,

N’attisiez-vous pas, pour vous en distraire,

L’intime incendie qu’il cachait si mal ?

Alors ? Réjouissez-vous… Il n’a point pu

Porter le fardeau des derniers outrages,

Étonnant génie, flambeau qui s’éteint,

Superbe couronne à présent flétrie.

Le meurtrier lui a, plein de sang-froid,

Porté un coup qui ne pardonne point :

Son coeur est vide et bat d’un rythme égal :

La main qui tient le pistolet est ferme.

Comment s’étonner ?… D’un pays lointain

Il vient, pareil à tant de fugitifs,

Dans sa chasse au bonheur, aux dignités,

Jeté chez nous par le vouloir du sort.

Effrontément méprisant, il se moque

De notre langue ainsi que de nos moeurs ;

Comment épargnerait-il donc nos gloires,

Et saurait-il, en cet instant sanglant,

Sur quoi il vient d’oser lever la main ?

Le poète est mort, le tombeau l’a pris,

Pareil à cet aède inconnu mais aimable

Proie de la sourde jalousie,

Qu’il célèbre avec tant de merveilleuse force,

Et frappé comme lui d’une main sans pitié.

Quittant paisibles joies et sincère amitié,

Pourquoi donc entra-t-il en un monde d’envie

Où tout pèse au coeur libre, aux passions de flamme ?

Pourquoi tendre sa main aux vils calomniateurs,

Pourquoi prêter sa foi aux serments insincères,

Lui qui si jeune encore avait connu les hommes !

Ayant pris sa couronne, ils ceignirent ses tempes

De lauriers entrelacés d’épines ;

Mais cruellement leurs aiguilles

Blessaient en secret son front noble…

Par de grossiers railleurs ses ultimes instants

Furent empoisonnés d’allusions perfides,

Puis il mourut sur sa vaine soif de revanche,

Dans le dépit secret de ses espoirs trahis…

L’accent de ses chants magiques s’est tu,

Et plus jamais il ne retentira :

Du chanteur l’asile est étroit, austère,

Un sceau pour toujours vint clore ses lèvres !

Et vous, descendants insolents de pères

Que l’infamie notoire a rendus trop célèbres,

Vous dont le pied servile a foulé les vestiges

Des familles blessées par le jeu du Destin,

Vous, les ambitieux, en foule autour du trône,

Les bourreaux du génie, et de la liberté !

Vous vous cachez dans l’ombre de la loi,

Devant vous, tribunaux et vérité se taisent.

Oui, mais le Tribunal divin, ô dépravés,

Le Juge redoutable, il vous attend,

Il est inaccessible au son de l’or,

À l’avance il connaît les pensées et les causes.

Alors vous pourrez bien user de calomnie :

Cela ne vous sera d’aucun secours.

Vous ne laverez point de tout votre sang noir

Tout le juste sang du Poète.

Mikhaïl Yourievitch LERMONTOV, 1837.

Version originale

Погиб поэт! — невольник чести, —
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..
Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде… и убит!
Убит!.. К чему теперь рыданья,
Пустых похвал ненужный хор
И жалкий лепет оправданья?
Судьбы свершился приговор!
Не вы ль сперва так злобно гнали
Его свободный, смелый дар
И для потехи раздували
Чуть затаившийся пожар?
Что ж? Веселитесь… он мучений
Последних вынести не мог:
Угас, как светоч, дивный гений,
Увял торжественный венок.

Его убийца хладнокровно
Навел удар… спасенья нет:
Пустое сердце бьется ровно,
В руке не дрогнул пистолет.

И что за диво?.. Издалёка,
Подобный сотням беглецов,
На ловлю счастья и чинов
Заброшен к нам по воле рока.
Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы,
Не мог понять в сей миг кровавый,
На что он руку поднимал!..

И он убит — и взят могилой,
Как тот певец, неведомый, но милый,
Добыча ревности глухой,
Воспетый им с такою чудной силой,
Сраженный, как и он, безжалостной рукой.

Зачем от мирных нег и дружбы простодушной
Вступил он в этот свет завистливый и душный
Для сердца вольного и пламенных страстей?
Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,
Зачем поверил он словам и ласкам ложным,
Он, с юных лет постигнувший людей?..

И, прежний сняв венок, — они венец терновый,
Увитый лаврами, надели на него,
Но иглы тайные сурово
Язвили славное чело.
Отравлены его последние мгновенья
Коварным шепотом насмешливых невежд,
И умер он — с напрасной жаждой мщенья,
С досадой тайною обманутых надежд.
Замолкли звуки чудных песен,
Не раздаваться им опять:
Приют певца угрюм и тесен,
И на устах его печать.

А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — всё молчи!..

Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он недоступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью —
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!